Как, скажите, добраться до детства,

сняв обузу проблем и хлопот,

чтоб немножко душой отогреться

возле стареньких школьных ворот,

чтобы снова на миг возвратить

мир далекий лапты и орлянки...

никогда мы не сможем забыть

вкус хрустящей горячей буханки...

(Интернет-пользователь «Уставший попутчик»)


Ренат Галимов


Трамплин в детство, или тридцать лет спустя...

(сверстникам из Недлиц и одноклассникам города Потсдама посвящается)


Куда уходит детство, в какие города,

и где найти нам средство

чтоб вновь попасть туда...

Оно уйдет неслышно, пока весь город спит,

и писем не напишет,

и вряд ли позвонит...

(из к/ф «Фантазии Веснухина»)


Электронщик не спеша стучал по клавиатуре, и компьютер, иногда слегка подвывая кулером, послушно переходил со страницы на страницу сети Интернет, изредка отбивая вирусные атаки на порт. Процессор, в общем-то, не сильно устаревший, из-за медлительности модемной связи открывал странички медленно, и если бы не отсчитывающий килобайты счетчик загрузки в нижнем углу, могло показаться, что машина зависает. Был вечер обыкновенного дня, в соседней комнате бубнил телевизор, в ванной что-то яростно зарывал кот Плюша, а спаниель, развалившись у ног, в полудрёме вздыхал, думая о чем-то своем, собачьем. Обычный день обычной недели, мог быть похожим на десятки других, предшествующих ему, если бы не одна существенная разница – это был день отпуска, и электронщик мог позволить себе сегодня потратить время не на срочную правку программы к завтрашнему дню, а на «просто полазить» в инете. Он давно хотел зайти на этот сайт, около года назад проскочив мимо него в поиске какой-то важной информации по контроллерам, лишь успев «на лету» наспех глянуть перечень и, заметив знакомую фамилию, скопировать в буфер обмена ссылку http://www.peopletree.net/gsvg/school.asp?n=3. Сегодня он ввел адрес в адресную строку браузера.

Это был список учеников школы № 3 ГСВГ, в которой он учился много лет назад, с 1972 по 1977 годы, уехав в Союз осенью, будучи в седьмом классе. Зарегистрироваться там всё было некогда – дела, разработки и проекты отнимали у него всё время, и свободного практически не оставалось. Сегодня же времени было достаточно, чтобы не только разобраться с формой регистрации и заполнить её, но и, пролистав список, уже внимательней ознакомиться с фамилиями тех, кто сделал это ранее. Звучание некоторых из них было знакомо, но, анализируя года и читая оставленные сообщения, электронщик отбрасывал вероятность возможного знакомства. В разделе «выпускников» 1981 года он вновь отыскал фамилию, сходную с фамилией, написанной его детской рукой на одной из школьных фотографий тех далёких лет.

Он сходил за фотоальбомом, открыл страницу с потрескавшимся изображением, но это не помогло вспомнить девочку, как не помогло сделать этого и коротенькое сообщение, оставленное ею на сайте. Может, вот эта, которая улыбается... Хотя нет, на фото, где был снят класс во время спортивно-массового мероприятия, она была подписана первой в столбике, а значит, раз подписывалось по направлению слева направо, это могла быть вот эта серьезная скромная девочка, стоящая рядом с ним самим, но по другую сторону от классного руководителя. Убедившись, что на других немногочисленных фотографиях класса, вклеенных в альбом, этой девочки нет, электронщик предположил, что она с параллельного класса, просто он знал ее, встречаясь в автобусе, микрорайоне или просто в школе, потому и подписал. «Да и в строю стоим рядышком...». В памяти появился образ девочки с красивыми волосами, вроде бы даже отличницы, он был смутным, но похожим на фото. «Может, училась со мной, но потом перешла в другой класс... Нет, не помню». Он черканул коротенькое письмо на электронный адрес девочки и, слегка улыбнувшись, представил, как женщина (которой сейчас, как и ему, за сорок, и которая скорей всего его тоже не вспомнит) откроет свой почтовый ящик и, обнаружив сообщение, также слегка и с грустинкой улыбнется ему из далёкого Белгорода, не ответив при этом ничего...

Поискав немного, он наткнулся на сайт с фотографиями современного здания бывшей школы и, потратив пару часов, вытянул из него все изображения, хоть сколько-то напоминающие о прошлом. Современные кадры не сильно волновали. «Планировка двора практически не изменилась... хм, вот спортзал, вот хороший кадр обоих входов в школу... таааак, в этой башне был музыкальный класс... арка, на которой уже нет таблички с наименованием школы... м-да, сколько воды утекло, интересно, что внутри...» - с этими мыслями он завершил переименование картинок и сложил их в только что созданную папку «школа №3 Потсдама».

«Нет, определенно надо попробовать задать что-нибудь в поисковой строке» - подумал он и, набрав «Nedlizerstrasse Potsdam», убедился в тщетности попыток найти хоть что-то, напоминающее его любимую улицу. Покопавшись в Интернете с полчаса и не найдя нужной информации, мужчина хотел отключиться, когда вдруг сообразил, что наименование улицы набирает неверно, необходимо хотя бы добавить букву «t». Браузер выдал немного больше информации, и электронщик стал задавать запросы в различных вариациях. «Ага, вот улица, уже неузнаваемая, но явно наша, вот мост через канал, два дома каких-то, красиво разукрашенных, с антеннами сотовых операторов наверху, куча каких-то желтых домов... красные казармы напротив, похожие на те... нет, не знаю этой местности, не могу вспомнить, не наш кусок, понастроили, видать, ниже вдоль улицы после отъезда, там тоже были казармы, они везде одинаковые...».

Он вернулся на сайт со списком и стал читать сообщения других бывших учеников школы. В некоторых звучало русское наименование «Недлицы», и он, скопировав, вбил это название в поиск. «Снова мост дружбы... как долго грузится всё, может, поставить выделенку, Билайн тут ходит вокруг, чуть ли не за шиворот толкают мегабайты, только плати... а это что? – вдруг ёкнуло сердце, - угол леса, опять дом красивый этот, вид с угла, знакомый перекрёсток, и... опять красные казармы напротив, въезд через ворота, а здесь... здесь ведь было КПП п/п 50560...». Ошарашенный, он сидел и пялился на экран, не в силах пошевельнуться, вдруг узнав в этой пятиэтажке ту единственную, которую время от времени все эти годы с любовью вспоминал и которая периодически появлялась во снах...

Подошла дочь с листками задания, надо подготовить и распечатать, зачеты в университете завтра.

- Слушай, похоже на то, что это фото моего дома, где мы жили в Потсдаме, а вот наискосок от подъезда въезд в городок, где служил мой папа, - в большей степени для оправдания, что долго засел за компом, проговорил отец, - сейчас освобожу компьютер, завтра надо будет полазить еще тут, скачать это фото, разглядеть повнимательней.

Дочка долго еще стучала по клавишам, правя и распечатывая контрольную работу, а мужчина не мог заснуть, ворочаясь с боку на бок. Воспоминания, всколыхнутые найденной только что небольшой фотографией, лезли одно на другое... «Нет, определенно, завтра посмотрю, что за сайт, может, еще хоть пару фотографий удастся найти... интересно, что там немцы пишут в комментариях, что за статья...» - уже засыпая, подумалось ему...

* * *

«Дяденька, а дяденька, ну дай конденсор, мне тоже конденсор... и мне... и мне...» - пацаны лежали во дворе школы у деревянного забора, отделяющего её от какого-то объекта, каковых в воинском гарнизоне города Потсдам было натыкано везде и всюду великое множество. За высоченной оградой солдаты разбирали аппаратуру, раскручивая и разбивая вдребезги составные элементы списанного нечто, что ранее было передатчиком или мощным радиоприемником. Счастливые обладатели блестящих ленточек, фольгу которых с обеих сторон закрывала пропитанная чем-то желтоватая бумага, со скрипом раскручивали плотные рулончики и бегали с ними по двору, таская за собой, как змея. Шесть-семь мальчишек оставались на земле, протянув руки под оградой и ожидая, когда в их раскрытые ладони положат очередную порцию фольги, чтобы затем проделать с ней то же самое или, положив в карман или портфель, поспешно ретироваться, чтобы старшеклассники не отобрали. Была большая перемена, и до звонка надо было успеть выклянчить блестящий плотный рулон, поэтому голоса звучали жалобно и надрывно. Он опоздал к раздаче, так как был в буфете-столовой. Там в перемены всегда толпились ученики, и пробиться за бутербродом с колбасой было нереально. Мальчишка хитрил – чтобы не давиться в очереди, он предварительно, за один урок, платил деньги, и в большую перемену без очереди («Под заказ, это под заказ, не кричите!», - успокаивала буфетчица возмущенную такой наглостью толпу) получал свою порцию горячей сочной сардельки с горчицей и вкусной хрустящей булочкой, которую в компании таких же двух-трех хитрых одноклассников с аппетитом и шутками поедал, заняв свободный столик. Сардельки чаще были обычные, толстые и короткие, но иногда тонкие и до смешного очень длинные, с локоть, за что получали от их компании прозвища «сосис заморский» или «заокеанский», в зависимости от формы. Сегодня был «сосис обычный», слопали его быстро, и после столовой у него осталось время, чтобы сбегать во двор, откуда пришла новость о раздаче чего-то необычного. «Нет, не повезло», - только успел подумать мальчишка, как с той стороны в его руку опустился аккуратный квадратик. «О!!!!», - вместо благодарности успел выкрикнуть он одновременно со звонкой трелью, возвещающей о начале урока, и всех как ветром сдуло с площадки.

Двор представлял собой огороженный четырехугольник. В углу стоял высокий спортзал для уроков физкультуры. Красный верх, белый низ – форма одежды красная майка и белые трусы вызывала сначала в их классе смешки, но потом все привыкли, постигая премудрости спортивных упражнений. Мальчишка с пожилым учителем никогда не спорил, хотя другим учителям от него, неугомонного, доставалось. Однажды, получив задание на прыжки через здоровенного, как ему казалось, коня, мальчишка не захотел этого делать, подколов преподавателя, что тот сам не сможет его перепрыгнуть. Учитель молча прошел в начало беговой дорожки, и, невзирая на протесты мальчишки («я ведь пошутил, не надо, что Вы!»), ускорившись, легко его перелетел, аккуратно приземлившись с обратной стороны. Ученику ничего не оставалось, как повторить этот подвиг, и в момент, когда, казалось, он вот-вот заденет поверхность и, треснувшись мягким местом о край, кувыркнётся носом вниз на смех всему классу, сильные руки слегка подтолкнули его, позволив завершить упражнение без вреда для здоровья. С тех пор ему при виде седовласого учителя было жутко стыдно за свой язык...

Левее спортзала стояла покрытая стеклом теплица. В ней мальчишка был всего однажды. Была назначена так называемая «летняя практика», и в назначенный июльский день он, преодолев нелегкий путь от дома до школы, вошел в нее, мучительно пытаясь при этом понять, почему он один и никто больше не приехал. Кто-то, копошившийся внутри, видимо сам сильно удивился приезду ученика в разгар летних отпусков, и после недолгого выяснения «кто и зачем» разрешил ему больше не приезжать сюда, обещав проставить практику за все дни.

Большая часть двора, частично окаймленная деревьями, пустовала, здесь играли в спортивные игры, проводили линейки, фотографировались или просто сидели на лавочках, пережидая перемены.

Завершала архитектуру двора по всей длине, собственно, сама школа, имеющая вид самого настоящего многоэтажного замка с башнями по бокам. В одну из них сейчас по лестнице и поднимался бегом мальчишка, глубоко затолкав в карман полученный из-за забора бесценный дар и стараясь не споткнуться на ступенях, которые вприпрыжку перескакивал через одну-две. На верхнем этаже находился музыкальный класс, дверь в который была, как всегда, закрыта, а за ключом никто не сходил. Иногда такое бывало, и при этом никто и не порывался за ним сходить, так как, во-первых – далеко, а во-вторых, все знали, что у мальчишки в портфеле лежит отмычка, которой он время от времени открывал кабинеты, если ключ никто не принес. Замки в дверях школы были простые и однотипные, и однажды, чтобы самому не ходить за ключами, которые, несмотря на видимые совпадения форм, не всегда влезали в замочные скважины разных дверей, он изготовил из толстого прута универсальный ключ, сделав кольцо на одной стороне, загнув и расплющив другой. «Пришел наконец-то!», - вскинув руки, приветствовали его девчонки, и он, засунув расплющенный конец в отверстие, повернул отмычку два раза. Ребятня, улюлюкая и хихикая, вошла в класс, и, с грохотом рассевшись за парты, достала тетрадки. Уроки вел мужчина средних лет, обладатель громкого и красивого баритона, хорошо при этом аккомпанируя на баяне. Иногда при разучивании песни выяснялось, что автор слов и музыки – он, этому, вначале поохав и поахав, ученики перестали в дальнейшем удивляться и воспринимали уже как должное. «Всё танцует, все кружится, всё в задорном танце мчится, собрались (мы здесь) всей школой, праздник встретить нооо-вооо-годний, ча-ча-ча-чааа...», - учитель растянул меха в энергичном темпе, и после распевки по притихшим коридорам школы, несмотря на удаленность кабинета, стало разноситься «Новогоднее ча-ча-ча» в исполнении дружного многоголосого хора...

На автобус мальчишка, конечно же, опоздал. Обычно после уроков он, как и все, бежал на остановку, чтобы занять место получше, успевая по дороге сбить с кого-нибудь кепку или ткнуть девчонкам пальцем в замки ранца, которые после этого со щелчком открывались. Сегодня же он достал свою драгоценность и, хрустя парафином и любуясь блеском переливающейся фольги, шел неспеша. Он не расстроился из-за опоздания, и, хотя через минут тридцать гарнизонный автобус вернется, не стал сидеть на пеньке в ожидании, а пошел домой пешком. Не так давно учеников возил старенький автобус, которому кто-то прилепил прозвище «цыпа», возможно, за неспешность. Ходили шутки, что это был еще ЗиС. Автобус был мягкий, вместительный (можно сказать, что резиновый, влезали все, кто стоял на остановках), но часто ломался. Однажды, после очередного ремонта, он, как всегда битком набитый учениками, резво побежал с горки в сторону школы (есть там крутой спуск, заканчивающийся развилкой влево и вправо), и в салоне резко и сильно запахло горелой резиной, что одних рассмешило, а других сильно напугало. После этого «цыпу» мальчишка больше не видел, а появились новые небольшие автобусы «Прогресс-8», а затем и шустрые с усиленными задними рессорами «Прогресс-12», позволившие разгрузить напряженную ситуацию с доставкой в школу.

Путь до Недлиц был неблизкий и достаточно безлюдный, но мальчишка шёл по дорожке, слушая пение птиц, вдыхая ароматы цветов и похрустывая гладким рулончиком в руке. Вот и поворот, долгий подъем в горку, а там с неё уже и казармы артиллерийской бригады видно. Вот уже позади первое по пути КПП, тут уже рукой подать до дома. Там он положит своё сокровище в шкатулку, где уже лежало много всяких нужных вещиц, важность и значимость которых доступны пониманию только в детстве...

* * *

На следующий день электронщик повторил поиск, но заветная фотография нашлась не сразу, зато в деталях попадался все тот же мост через канал, места купания и рыбалки возле него. Он не ходил в свое время «на мост», напуганный кем-то, что за ним город кончается и там уже Западный Берлин, шпионы и прочее. Возможно, на канал ходить запрещали родители, и поэтому местность на фотографиях была незнакома и не вызывала эмоций. «Где же, где, ну была же картинка, видел...» - бубнил он, и вдруг замер, - «не понял, что это...». Он сидел, раскрыв рот, а на экране отображалась съемка местности из космоса с до боли знакомыми очертаниями зданий. Мужчина не сразу понял, что это за строения, слишком много прошло времени, и слишком много зданий стояло в жилом массиве, отображенном на фото. Но вглядевшись в планировку и мысленно откинув лишнее, врубился наконец, это ЕГО городок, это именно ТЕ дома... нет, так не бывает... что это за сайт... «как я в детство съездил»... и только просмотрев первую страничку полностью, мужчина наконец-то в полном объеме оценил найденное. Брызнули слёзы - с фотографии «5m» под названием «место, бывшее домом», на него крупным планом глядели двери его подъезда и окна его квартиры. Вот кухня, это ванная, а вот детская комната... «Подпись: второй этаж, налево... хм... я ж над ним жил, ну точно в десятку попал, надо же», - подумалось ему...

Дом, конечно, изменился сильно, приложили немцы, видать, не только руки, но и массу вдохновения. Когда они приехали в Потсдам, этого дома не было, семья получила квартиру в соседнем. Собственно, он был единственным вдоль улицы, далее простирался пустырь. Номер он наверняка имел, но нигде это не было обозначено. В то время и названия у него как бы не было, дом да дом, белый, в пупырышках. Жил он в подъезде недалеко от школьной остановки (сначала на первом этаже, затем перебрались повыше). В памяти появилась девочка, с которой он тогда подружился, бегая наперегонки по дорожкам, гуляя по детской площадке. Дружили крепко, но однажды поссорившись, помириться не смогли. А когда он хотел, наконец, извиниться, товарищи неожиданно принесли ему известие об ее отъезде. Бросившись сломя голову на площадку остановки, он застал ее уже садящейся в газик, и единственно, что смог – долго махать ей рукой вслед, даже не перемолвившись словечком на прощание...

Второй дом строили на его глазах. В щитовом складе строительных материалов, куда вездесущие сорванцы пытались засунуть нос, под ним провалилась крыша чердака, просто оказалась из ДВП, которое в других местах «держало», а тут чуть сильнее топнул. Ребята думали, что он убился, грохоту было, как будто упал слон... Он и должен был, как минимум, сломать себе шею или позвоночник, так как внизу ящики, ломы, лопаты и всё, что называется стройматериалами, и всё в раскоряку и торчком. Но почему-то упал горизонтально в какой-то пустой шкаф, лежащий плашмя, проломив его дверцу, и при этом даже не поцарапался. Мальчишку поспешили втянуть обратно на чердак, и сорванцы удрали, но на память о том «подвиге» он прихватил гвоздей, которые вбивают пистолетом в бетон, и, надо сказать, они ему в жизни так и не пригодились, хотя были блестящие, толстые и острые. А на самой стройке они бегали по сложенным домиком строительным плитам, и однажды одна из плохо установленных плит перекинулась и придавила на его глазах товарищу ногу (тот потом долго ходил в гипсе).

После постройки возникла необходимость здания разговорно различать (хотя бы для того, чтобы понимать, где встречаться, в подвале или на углу какого дома), и в диалогах пацанов один стал «серый» (потому как уже просто грязный, серый стал от пыли, набившейся в облицовку), а новый стал «белый», и семья в него переехала, в крайний подъезд. Домофонами, как таковыми, не пользовались (действительно, зачем, ведь двери подъездов открыты, поднимись да поболтай, а если ключ лежит под ковриком, значит, и нет никого в квартире). Пользовались только кнопками, чтобы позвонить в нужную дверь, не поднимаясь по лестнице. Позвонят – и отходят так, чтобы видно было из нужного окна. Как выглянули – говори, что надо. Разумеется, по вечерам мальчишки могли позвонить и удрать, но делали это нечасто. В принципе, любое хулиганство интересно только, если на него имеется соответствующая реакция («ах вы! я вам щааасссс...»). Когда же пацан жмет ладонью на кучу кнопок враз, то, в принципе, слышно, что звонок раздался в нескольких квартирах одновременно, да еще и с повтором – к двери просто не подходили, и эти шутки сошли на нет. Собственно, наиболее настойчивых в этом виде упражнений при желании вылавливали, так как вездесущими бывают не только мальчишки, но и девчонки, а они выдавали информацию по первому требованию. В гарнизонах все, как в подводной лодке или в большой деревне...

С балкона новой квартиры было удобно кидать в строй солдат, топающих в автопарк, взрыв-спички. Они шипели, а времени запала хватало как раз, чтобы они, не долетев до колонны, взорвались над головами. Продолжалась эта шутка недолго, до тех пор, пока одна «спичка» (которую, будучи пацаном, мужчина чиркнул боком, а не вертикально) не взорвалась у него в руке. Был сильный хлопок, в ладонь что-то мягко и сильно стукнуло, пацан ничего не понял и только услышал, как строй солдат дружно заржал над ним. С тех пор электронщик всю жизнь не берет в руки всякие новогодние бахающие и стреляющие штуки.

В соседнем подъезде, на втором этаже, жила симпатичная и добрая девушка, старше его года на три, он для неё каждый день в одно и то же время включал «Леди-Леди-Леди-Ле», хорошую песню (теперь сам не может ее найти, песню в смысле, утратил кассету). Она выходила на свой балкон и молча слушала, затем также спокойно уходила в комнату. «Надо задать новый поиск, английскими буквами», - подумалось ему, но мысли вновь вернулись во двор...

Вид с балконов, которых на современных фото мужчина почему-то не смог разглядеть, был прост – строй контейнеров вдоль домов (под ними пацаны прятали всякие секретные штуки, которые нежелательно было показывать дома), бельевые веревки, пыльная дорога наискось в автопарк, и рощица могучих деревьев (разумеется, тоже для пацанов, лазить по ним, и дурака между ними валять). За рощицей пустырь, а дальше прямо по курсу где-то там чуть правее стрельбище и все остальное, в том числе и куча глинистого песка, на которой мальчишки построили «город» и играли в машинки до тех пор, пока кто-то этот город не покрошил ботинками.

Разумеется, взор влево с балкона – и в некоторой удаленности, напротив «серого» дома, за лугом с густой травой (там можно было поймать красивых кузнечиков и бабочек), располагалась детская площадка, где они на качелях соревновались, кто выше качнется. Была одна девчонка в их компании, безбашенная. Выше неё не могли «качнуться», трусили. Она готова была себя и площадку крутануть вокруг оси, если б кто-то посмел за ней угнаться, а это означало разрушение качелей, отрыв от стойки и падение вниз головой или как повезёт.

Как такового обозначенного футбольного поля за площадкой не было, возможно, оно появилось позже, а пока это было просто поле, на котором гоняли мяч или могло оказаться все что угодно. Однажды он и другие дети копались в огромной куче песка, невесть когда и кем там насыпанной, и расковыряли гнездо огромных ос - драпали так, что очухались только в подъездах своего дома.

К полосе препятствий, по правую сторону от балкона, вела обычная совкового типа натоптанная - наезженная дорога (по которой сейчас положен асфальт на фото). Вокруг полосы бетонная дорожка, там подростки носились «на время» или просто бегали по утрам (если мама разбудит), там они прятались в деревянных «броневиках», там они «брали» полосу кто быстрей и кому не страшно пробежать по доске на высоте два метра, промчаться по подземному тоннелю или перепрыгнуть «ров». Но лучше всего было в конце полосы пройти чуть по тропинке и надрать капусты, обычной недозрелой капусты на поле, но какая у нее была сладкая кочерыжка...

В их компании, конечно же, были и девчонки... Мальчишка дружил с Ирочкой, была в компании и прыткая Света, все они и в кино вместе, и на «бурилку» (траншея очень глубокая и широкая, место встреч и игр), и на «заброшку» (сады со сливами и прочими всякими недозрелыми вкусностями), и на кукурузные поля, или просто болтали глупости и пели песни. Нечасто, но посещали и «Бульведер», так они его называли. Им, детям, не составляло труда залезть в окно подвала и через него уже, подсвечивая в полной темноте бензиновыми зажигалками, проникнуть в сам замок, и далее, обойдя первый этаж, подняться на самый верх, на башню, с которой все видно и можно покурить «руно», хотя бы и не взатяжку.

В общем, компания у них была достаточно дружная, настолько, что позволяла давать отпор немецким пацанам на «ничейной» территории (на территорию городка чужаки не приходили – хотя нет, однажды появились, осматриваясь, но пока собирали команду для «знакомства» с ними, группа ребят ушла). Собственно, возрастные группы кучковались каждая по себе, но у мальчишки был старший брат, который был в «старшей» компании, и пацан в ней принимался тоже (например, зажарить только что пойманную курицу на костре возле стрельбища, на углу в районе стены; там была курилка со столом и скамейками, где играли в карты и жгли костры – до тех пор, пока ради прикола не накидали в огонь сырой травы во время стрельб, дым заволок все стрельбище, и кто-то после этого случая приказал сравнять курилку с землей). Примерно в это же время подняли высоту кирпичного забора-щита, так как вроде бы пришла жалоба от местного населения на перелет пуль за пределы стрельбища, кого-то толи зацепило, толи напугало... Кто его строил, мальчик не видел, но стена поднялась враз. Сразу было видно, что строили наспех, хоть и высоко, кирпичи под кедами вываливались, иногда кучей (как же не побегать по нему сверху, они и раньше это делали, залезая и слезая по ступенчатым подпоркам). На нынешних фото видно, что забора выше уровня белого кирпича нет, он или сам рухнул (достаточно было пнуть посильней), или его удалили, чтобы не придавило кого. По территории самого стрельбища он ходил редко, разве что машинку стащить – но они были деревянные и некрасивые и, кроме того, куда их девать потом, ведь ясно, откуда слямзили. Это вообще была территория для тех, кто повзрослей – там иногда даже устраивали соревнования, обучение старшеклассников, а также жен офицеров, стрельбе. Малолетки же, в основном, лазили вокруг полигона, потому как стоило только голову показать из-за насыпи, как стрельбы прекращались, и за ними начиналась погоня (а точнее, изгнание подальше).

В их компании мальчишка был заводилой, причем как-то это само собой получилось, он за лидерство не боролся. Чаще разумный и спокойный мальчик, был в меру хулиганистым, кидая пучки травы с жирным комом земли на корнях точно в цель (прямые попадания в балконные открытые двери завершились приводом за ухо в одну из этих квартир и уборкой грязи с ковра). Возможно, и потому слушались, что, не задумываясь, лазил через забор в кино, когда не пускали через КПП, или мог выпросить в солдатской столовой булку теплого хлеба на всю проголодавшуюся компанию, или шумел в подъездах громче всех, гоняя девчонок, или велосипед у него был быстрым, хоть и небольшой. У него была самая мощная и дальнобойная «псыкалка» (в то время как другие пытались поливать друг друга из водяных пистолетов, у него была куртка с внутренним карманом, в который аккурат влезала пластиковая бутылка из-под шампуня, с дыркой в крышке, позволяющая дать достойный отпор самому крутому поливу из самого крутого водяного пистолета). А может потому, что был все же чуть постарше остальных, придумывая игры и развлечения сходу. У них был штаб, и не один (в подвале – пока его не заняли под хлам, в кунге за стрельбищем – пока деревенские не сожгли его в отместку за грубость, площадка-комната из досок на дереве – везде, где им не мешали взрослые и где можно было спокойно поиграть в карты (просто в дурака или буру). Одно время он даже выписывал «права» на велосипед – кто не соблюдал придуманные им правила движения по дорожкам, образующим квадраты-полисадники возле белых домов, за теми он гонялся по любым кочкам, и, поймав, ставил «дырки» в «правах» за нарушение (кто не останавливался на издаваемые им звуки «сирены» – велосипед того безжалостным тараном сбивался на землю). В общем, кто жил в этот период в том районе и был примерно его возраста, мальчишку должны были запомнить...

Сзади скрипнула половица, и мужчина оглянулся, отвлекшись от скачивания фотографий в исходном размере. Дочка укоризненно улыбалась: «посмотри на время, пора баиньки». Отец взглянул на часы в углу монитора и тихо буркнул что-то нечленораздельное – полтретьего ночи, конечно пора спать, вот увлёкся так увлёкся... Быстро набросав сообщение в гостевой раздел сайта, он создал папку «недлицы мои», скинул туда уже скачанные картинки, выгрузил Windows и вышел на балкон покурить перед сном. За стеклом бушевал ветер, нагоняя поземку. Зима... Он не помнил зимы в Германии, да и откуда ее помнить, слякоть, даже в снежки не поиграть. Приехав оттуда в Союз, ему практически с нуля пришлось учиться кататься на лыжах, привыкать к морозам, а коньки он так и не освоил. Но наряду с этим оказалось, что немецкая культура намертво впечаталась в него до самых пяток, вплоть до невозможности кинуть куда попало окурок или плюнуть на тротуар...

* * *

Магазинов в их микрорайоне не было, кроме пункта раздачи пайков в одном из подвалов группы красных домов, стоявших особнячком за забором. Он редко ходил к ним во двор после одной из давних ссор с местными. Поскольку силы были равны и пара стычек с валянием друг друга в снегу не привели к безоговорочной капитуляции ни одной из сторон, они предпочитали мирное сосуществование со спорами, не выходящими за рамки словесных. Во дворе там всегда лежал уголь брикетами, а когда мальчишка заходил к кому-нибудь, в квартире топили какую-то печку. Собственно, основные споры пацанов велись по поводу территориальной целостности вокруг огромного и развесистого дерева, росшего во дворе, на которое было приятно не только лазить, но и собирать с его веток неспелые плоды. В конце концов, было достигнуто соглашение веток не ломать, но потом ему стало неинтересно туда ходить вообще, так как у обеих сторон появились более интересные возможности в районе развивающейся группы белых домов.

Для чего нужен этот раздаточный пункт и почему там дают продукты взамен не денег, а каких-то карточек, вырезаемых ножницами, мальчишка не понимал, но мамину фразу «сходи сегодня на склад, принеси...» воспринимал нормально и часто туда ходил. До окошка он доставал с трудом, но оттуда выдавали, нарубая, нарезая и наливая, все, что он просил, и сколько просил, этого было достаточно. Приволакивая на плече набитую сумку, он раскладывал продукты по холодильнику и шкафчикам. Однажды, уронив несколько яиц на дорожку возле дома вследствие шлепка снизу по лотку, он искренне удивлялся, насколько долго остался видным след от них. В магазин он предпочитал ходить вниз, до первого от школы КПП, чуть дальше и налево, маленько дворами – там толкучки было меньше и всё, что надо, было. Кроме того, здесь жили одноклассники, он ходил иногда к ним в гости и чувствовал себя в этом районе своим, даже не всегда запирая колесо велосипеда.

Но сегодня он пойдет в сторону моста. Светка с соседнего дома вчера утёрла ему нос в клубе, показав всем, и ему в том числе, маленькую пластмассовую штучку, глядя внутрь которой через окошко и крутя с легким стрекотанием ручку сбоку, можно было бесконечно смотреть смешной короткий мультфильм. Такой штучки у него не было, и он уговаривал ее сказать, где она купила, так как у него эта штучка ну обязательно должна была появиться у первого. Она терпеливо отвечала – «в посудо-хозяйственном», а он не понимал, что это такое и, думая, что она его дразнит, наседал снова и снова. Просто дать ей с размаху щелбан или оттаскать за косы он не мог, она не была членом его команды, там была своя небольшая компания девчонок, державшихся возле них, но особнячком, и скромно занимавших несколько кресел ряда позади - соответственно, в отместку могли накидать ему в капюшон огрызков или шелухи от семечек. Кроме того, однажды он, пытаясь подчинить их своему влиянию, после долгой осады квартиры ворвался во главе сорванцов к ней домой с победным кличем, но со всего маху получил кулаком точно в глаз от ее милой, но неприступной подружки Тани, как будто только и ждавшей его на входе в квартиру (возможно, она и решила открыть дверь). Кулачок был с напёрсток, удар получился мягким, но обидным, больше всего же мальчишку остановил её взгляд, на который он с размаху наткнулся, как на бетонную стену, и без раздумий отступил. Подружка в клубе сидела рядом, мило улыбалась, однако вытворять при ней что-то со Светой он не решился. Но главное, Светка пацану просто нравилась, а когда она с улыбкой и чуть глотая буквы слов, говорила, ему всегда хотелось растаять в ботинки, и поэтому он, не давая волю эмоциям, настойчиво уговаривал её сказать все же без обмана, где купила, пока кто-то не сжалился и не объяснил ему, тупому, что это за магазин с таким странным названием, и где его искать.

Наспех перекусив и достав из тайника монетки, парень запер дверь, кинул ключ в заветное место и спустился вниз. Привычно попрыгав на двух ступеньках дорожки и перейдя дорогу наискосок от подъезда, он двинулся мимо КПП бригады в сторону моста. Он не любил заходить на территорию через этот пропускной пункт, предпочитая, когда надо, обходить его и пролазить под запасными воротами, которые были сразу за дежуркой. Действительно, зачем каждый раз доказывать, что ты не чужой и здесь служит твой отец, если можно и так зайти, сократив при этом путь минут на пять. Неизвестно, что повлияло – он поскандалил однажды, обидевшись, или примелькался, но его задерживать при входе перестали, однако он обходил стороной проходную, ему казалось, что там за стеклом сидит всё тот же дежурный, при этом только его и ждет.

Мальчишка пошёл вдоль забора и спустя минут пятнадцать свернул направо. Вниз с горочки спускалась вымощенная булыжником мостовая и машины гарнизона, свернувшие на неё, начинали грохотать шинами по камням так, что казалось, несется на всех парах поезд. Он прошел через КПП дивизии и, свернув, после недолгих поисков нашёл этот хозяйственный магазин. Он редко бывал здесь, это был чужой ему район, но мальчишка не боялся. Собственно, здесь никто никого не боялся, школа для всех была одна, дети не успевали вростать в территорию, уезжая на Родину, и они все на подсознательном уровне понимали, что их родители прибыли сюда выполнять общую задачу, делать одно дело. И даже если были какие-то драки, они были короткие и беззлобные. Против зарвавшихся в запасе всегда имелось оружие, которое никогда не давало осечку – фраза «да тебяяяя... да в двадцать четыре часаааа...» действовала магически, прекращая любые оскорбления. За какие именно провинности выдворяли в Союз в течение суток, он не знал и прецедентов не помнил, да, собственно, если они и были, то производились тихо и быстро. Но попасть под такое наказание никто не хотел, все семьи были предупреждены, и дети тоже, поэтому фраза была, как ушат холодной воды, после которой, что-то бурча, обидчики расходились восвояси.

Детей старались отпускать без очереди, и быстро купив два мультфильма, он медленно побрел домой, глядя в окошко приборчика и крутя трещотку. Дома он обязательно разберет эту штуку и посмотрит, что внутри и как, но сейчас глупая непонимающая улыбка светилась на его лице – как это возможно, кино в коробочке? Он крутил и крутил ручку, а внутри смешной рыбак ловил рыбу и вдруг, схваченный сзади клешнёй подкравшегося рака, начинал топать и орать.

Обратно он пошёл через гарнизон. Когда-то раньше можно было свободно пройти насквозь, но потом поперек всего и вся появился высокий забор, а однажды накидали сверху цемент и натыкали в него стёкол от битых бутылок. Для чего это было сделано, не их ума дело, но вскоре в нужных местах «утрамбовали» стекла как надо, и эти секретные места знали все подростки. На полосе препятствий, наблюдая, как это делают солдаты, они освоили методы преодоления таких штук. Прыжок вверх с разбегу, упершись ногой в забор, и перелёт его на пузе они использовали, удирая от кого-то или просто бравируя друг перед другом. Здесь же мальчик внимательно осмотрелся, подошел, встал на выщерблину, ухватился за верх и, легко подтянувшись, сделав выход силой, сел сверху. С той стороны никого не было, и он так же аккуратно спустившись, пошёл своей дорогой. Это были напряженные семидесятые, военные и служащие, в том числе и дети, воспитывались на бдительности, и подобные упражнения не приветствовались в гарнизоне. Если рядом окажется кто-то из наряда или просто «злой дядька», единственным решением возникшей проблемы было только бегство либо в направлении, куда шёл, а лучше обратно, откуда перелез. Собственно, пацан особо никому не нужен, ну что с ним сделать - поймав, тащить в комендатуру и там повесить за шиворот на гвоздик? Да и солдаты были поголовно воспитаны на образце в Трептов-парке с девочкой спасённой на руках, и каждый вечер на прогулке распевали «пока поют солдаты, спокойно дети спят». Поэтому, следуя известной фразе гарнизона «солдат ребенка не обидит», за тобой никто и не побежит, в лучшем случае потопают сапогами по земле раз пять, изображая погоню, но этого достаточно, чтобы «нарушитель» улепётывал без оглядки. Ежели ты всё же так оборзел, что попался, и права еще качаешь, то получишь «шептарик», после которого желание попадаться и жаловаться отпадает напрочь. Однажды в клубе мальчишка нарвался на такой, имея неосторожность что-то ляпнуть в сторону бойцов, сидящих через два ряда сзади, и после этого спокойно отвернуться. Ладонь с оттянутым пальцем легла на голову незамедлительно, и ему показалось, что на затылок обрушилась скала. Он даже не оглянулся, до такой степени был ошарашен скоростью справедливого возмездия, и больше старался не нарываться.

Мальчишка прошёл мимо клуба. Раньше он был здесь частым гостем, разучивая стихи и звонко скандируя их на праздниках со сцены. Там же принимал участие в спектаклях. В воспитательной сценке «Как не надо себя вести» были настоящие пирожные, и он, несмотря на репетиции, машинально полез за ними через весь стол. Пропагандист тут же внесла поправку в сценарий, рассказав, что это пример неправильного поведения, так делать за столом нельзя, и в повторе сцены этот эпизод так и оставили. Теперь же, после частичной ломки голоса, он сюда если и ходил, то редко, за компанию с кем-нибудь, чтобы посмотреть в повторе понравившийся фильм. Основным же местом просмотра киношек у них был «нижний» клуб, где фильмы шли раньше и у каждого были свои «забитые» места в первых рядах.

Подходя к арке, он услышал голос полюбившейся ему молодой певицы Аллы Пугачевой. За аркой слева росло огромное разлапистое дерево, в кронах которого был спрятан репродуктор гарнизонного вещания, оравший на всю округу песни или какие-то срочные объявления. Над аркой располагалась библиотека, в которой он пару лет назад был частым гостем, но потом перестал ходить, предпочитая мамину библиотеку. Хаживал он и в солдатскую чайную, расположенную там же на втором этаже, дальше по коридору, но после некрасивой выходки за столом, закончившейся киданием яиц друг в друга, путь туда для него был закрыт.

В левое ухо ударили слова песни: «...и зимой, и летом - небывалый край чудес... будет детство где-то, но не здеееесь... И в сугробах белых, и по лужам у ручья, будет кто-то бегать, но не яяяяяяааа...», мальчишка вышел из-под арки и повернул направо. Где-то справа «свистел» двигатель самоходки, перевооружение на которые произошло не так давно. По диагонали через плац виднелась казарма его отца, командира образцово-показательного дивизиона. Он не любил туда ходить, в нём видели сынка начальника, предпочитали не откровенничать, и ему было неинтересно. Но зато он иногда посещал подвал, где была то ли каптерка, то ли мастерская, то ли все это вместе. Там со сверхсрочниками он чинил велик или просто совал нос куда попало.

«Да, скорей бы стать взрослым, тоже буду командиром», - с этими мыслями он зашел на узел связи «Фляжечный» похвастаться покупкой. Связист его знал, он не раз пускал его за пульт, где загорались огоньки вызова, можно было воткнуть штекер в гнездо, нажать на рычаг звонка. Несмотря на то, что гнёзда не были подписаны, мальчишка помнил назначение каждого, и когда ему позволялось, уверенно и с удовольствием «подменял» оператора. Обычно неслужебные звонки детям не разрешались, но когда он звонил из квартиры, его связисты-друзья всегда соединяли с кем угодно, даже с мамой через «Вырезку» и «Звучный», что позволяло ему жаловаться на брата, когда тот его лупил.

Вдоволь нахваставшись и набаловавшись, пацан вышел из части вместе со строем солдат, переходящих дорогу, и поднялся домой. Вот и сейчас брат уже приехал со школы и, поддав легкого пинка, отправил его в магазин за колой. Раньше мальчишка по этому поводу заводился, сильно возражал (за что получал), но теперь успокоился и только бурчал в ответ что-то толи себе под нос, толи неизвестно кому. Брат заканчивал школу и скоро уедет поступать в военное училище, больше рядом его не будет.

Взяв сумку и спустившись в подвал, мальчишка открыл кладовку, выкатил велосипед на улицу и, лихо руля, помчался по вымощенным плитами дорожкам сначала мимо домов, а затем, соскочив с бордюра, поехал по шоссе вниз. У нижнего КПП он пересек дорогу, притормозил, спросил у дежурного, какой ожидается фильм в субботу, а затем, чуть дальше свернув, добрался до любимого магазина. Нагрузив Club-колой полную сумку, он повесил её за ручку на руль и неспеша покатил обратно, в горку.

Добравшись до поворота на автопарк, он съехал с шоссе, слез и перешел дорогу пешком. На этом месте однажды, возвращаясь из очередной поездки, он, как всегда чётко выкинув руку влево, готовился повернуть к остановке у серого дома. В зеркале он увидел, как огромный автофургон, движущийся за ним, мигнул фарами, и мальчишка без проблем пропустил его, раз просит. Фургон, обдав его потоком воздуха, со свистом проскочил мимо, и парнишка, выкинув вновь руку, стал поворачивать. Если бы за ним двигался какой-нибудь «трабант» или «вартбург» с водителем-немцем, проблем бы наверняка не было, они здесь, в конце подъема, ездили чинно и никуда не торопились, приученные радарами полицейских. Но сзади ехала, как потом выяснилось, черная служебная «волга» командира над всеми командирами. Пацан, услышав дикий визг тормозов и краем глаза заметив в зеркале быстро приближающуюся сверкающую решётку облицовки, только и успел, что машинально изо всех сил уцепиться за руль. Если б он этого не сделал, блестящий бампер выбил бы велик из-под него, а сам он упал бы под колёса. Но короткий и сильный удар в заднее колесо подбросил лёгкий «Салют» вместе с седоком, и они, пролетев метров пять, рухнули на асфальт. Будучи в шоке, мальчишка даже не успел испугаться толком, и на вопросы только твердил: «я же показал поворот... я же рукой показал поворот...», а затем, подхватив искореженный велосипед под мышку, поплелся домой. Происшествие, сначала получившее огласку, затем было резко замято, велосипед ему быстро восстановили, покрасили зеленой военной краской и, хотя ход стал потяжелее, чем был, ездил на нём он с удовольствием и дальше (новый не захотел, не любил немецкие складные «Диаманты» без верхней рамы - они были громоздкие и неуклюжие). Дорогу в этом месте, правда, пересекал теперь пешком...

Дома, просмотрев расписание на понедельник, он разложил тетрадки, сделал уроки и упаковал ранец. Письменные задания он еще как-то делал, но устные читал, в основном, уже перед уроком, кое-как, поэтому учился на «хорошо», не выше. Все говорили, что он усидчивый, поэтому, возможно, и был бы отличником, если б готовился как следует, а не торопился на улицу. Но там кипела жизнь, там ждали товарищи, как же без него. Он оделся, спустился в подвал, открыл дверцу электрощита, взял мелок и нарисовал цифру, обозначавшую условное место. Кто из ребят захочет его найти, увидят условный знак и поймут, куда он пошел.

Обогнув угол дома, мальчишка спустился с насыпи и, зайдя в лесок и протопав минут пять по проселочной дороге, вышел на бетон полосы препятствий. Выпендриваться было не перед кем, и он неспеша пройдя «лабиринт», спокойно поднялся по наклонной доске на двухметровую высоту, заученно, как эквилибрист, прошел дальше по узкой поверхности, и, прыгая через разрывы, спустился вниз по лесенке. В тоннель спускаться не стал, там было грязно, сыро и можно было вляпаться во что-нибудь, поэтому он разогнался и перепрыгнул «ров». В конце полосы препятствий стояла высоченная перекладина с привязанными вверху канатами или шестом. Он был из тех немногих пацанов, которые, поплевав на ладони, могли на одних руках залезть наверх, вытянув ноги «уголком». Повторив упражнение, мальчишка осторожно спустился и прогулялся по дорожке мимо капустного поля посмотреть, что посеяли и как оно растёт. Весь угол поля метров на пятнадцать был к концу лета вытоптан ребятами и усеян листьями, которые они обдирали, доставая изнутри сладкую кочерыжку, но сейчас рвать было пока нечего, только полезли всходы.

Вернувшись обратно, он заметил, как где-то там, в начале, показался кто-то из его ребят, и вроде бы даже не один. Кто – он не мог разглядеть, у него резко начало портиться зрение, а очки носить стеснялся. Но это неважно, сейчас они встретятся, он похвастается мультфильмами, и они вместе решат, где проведут сегодняшний день, может даже на стадионе – там сирень должна распуститься, красиво, и надо поискать цветочки с пятью лепестками...

* * *

Письмо не получалось... Мужчина, отправляя сообщение в гостевую книгу сайта, обещал написать его создателю отдельно, но выходило что-то скомканное, неинтересное, несущее неполную информацию. Кадр за кадром пересматривая фотографии сайта, электронщик понимал тщетность своих попыток вложить в стандартное сообщение весь объем благодарности за размещение этой информации для всеобщего обозрения. Будто шёл человек мимоходом, шёл, искал чего-то (грибы там, ягоды), и вдруг, оступившись, скатился кубарем куда-то под откос, а там, внизу, его детский велосипед, игрушки, товарищи по компании жгут пионерский костёр в рощице и пекут картошку, одноклассницы возле серого дома машут рукой и зовут встать в круг и поиграть в волейбол... Перечитывая начатое письмо, он удалял одно, перефразировал другое, добавлял, переставлял, вновь и вновь возвращаясь мыслями в Недлицы и гуляя там в 2004 году рядом с автором сайта мимо вековых деревьев по заросшим мостовым, продираясь через бурелом.

«Большой лужи» он не помнил, не было, видимо, её в семидесятых, либо было что-то иное, закрытое для посещения, иначе они обязательно бы там гурьбой раков ловили. А жаль, вот было бы где ещё один пункт сбора обозначить. Может, хоть уху сварили бы им девчонки...

Громадный парк до самого городка, трамвайчик... спустившись вниз и пройдя закоулками, он с мамой, или один, ходили пешком через парк на радиостанцию «Волга», где в её библиотеке он в детстве облазил все полки и перечитал много книг, в основном, про войну. Но самое интересное было – это печатающая машинка, которую он освоил довольно быстро и уверенно печатал всякие глупости, а также каталожные карточки на перфокартах. Навыки, полученные здесь, пригодились ему и в дальнейшей, уже взрослой, жизни, так или иначе связанной с оборудованием, имеющим в том или ином виде блок для набора знаков и букв. С появлением компьютеров привычка молотить с силой по клавишам не исчезла, набирал текст он с громким клацаньем, мешающим заснуть супруге по вечерам.

Конечная трамвайная остановка была в районе Бельведера. Экономя на обедах и периодически собрав в тайнике необходимую сумму, он шел пешком по улице, а затем, перейдя дорогу и повернув налево, по тропинке через пустынный лесок выходил на остановку и садился в трамвай. Первое время было необычно положить монетку за проезд и, проворачивая крутилку сбоку, вытолкать самостоятельно сколько надо билетов. Никто не контролировал, можно было монету и не класть, да и билетов выкатывай хоть рулон. Но, собственно, никто и не обманывал, как никто не входил и не выходил через двери после звонка кондуктора, и вскоре он к этому привык.

Проехав часть города, он, немного пройдя, находил тот магазинчик, в котором на прилавках было видимо-невидимо машинок масштаба 1:87, которые он коллекционировал, строя под письменным столом военный городок, заборы, песчаные карьеры. Выбирая, просил показать ту или эту, покупал, и, немного погуляв по улицам, ехал обратно. Впитывал он Потсдам еще и потому, что это был его родной город. В смысле, в 1964 году он здесь родился, когда папа впервые был направлен в ГДР. Проезжая через город на трамвае, или топая пешком, он обращал внимание на людей, манеру поведения, культуру, осматривал архитектуру зданий и разглядывая сказочных гномиков за заборчиками небольших частных домиков. К своеобразию русского общения в городе привыкли, на жестикуляцию руками и смесь русских и искорёженных немецких фраз реагировали нормально, показывая дорогу, если заблудился.

Хаживал он пешком и до гарнизонного Дома Офицеров. Далеко от Недлиц, но если есть компания, да еще киношка класс, всякое расстояние проходишь незаметно. Но, повзрослев, он бросил это дело (действительно, все фильмы рано или поздно приедут к ним в клуб), и если надо попасть в район ГДО, школы или папе в госпиталь отвезти что-то, ездил на своём «Салюте», лихо разгоняясь по асфальту с горочки.

Парк Сан-Суси он во всем величии не запомнил, хотя наверняка там бывал. Мальчишкам больше запоминается другое, например, озеро, на которое, собравшись гурьбой, ездили на великах купаться. Посадив безлошадных товарищей на рамы, они, гомоня, передвигались мимо аккуратных немецких домиков-игрушек со сказочными героями, спрятанными в траве полисадников. Полицейский на мотоцикле возникал ниоткуда, как из-под земли, притормаживал и медленно ехал рядом, уже издалека поняв, что это русские, читать им мораль и правила передвижения по шоссе бесполезно, как бесполезно пытаться штрафовать. Но ребята власть уважали, мигом слетали с велосипедов и шли по тротуару пешком (как же, ходили слухи, что попытки проигнорировать замечание от полиции заканчивались свинчиванием ниппелей или, того хлеще, нарезкой колёсных шин на лапшу). Убедившись, что патрульный окончательно уехал, они рассаживались вновь по рамам и ехали дальше.

А может, Сан-Суси и есть тот парк, через который он постоянно ходил-бегал-ездил к маме на работу и плескался на озере? Там тоже был мосток через канал, тишь среди деревьев... Пока ребёнок, не замечаешь объекты, как достопримечательности, они просто как бы есть вокруг и кажется, что будут всегда, и ты завтра вновь сюда придешь, и через месяц тоже... Нет, конечно же, нет, это просто парк, и он только что побегал там по тенистым аллеям, посидел на берегу озера.

Мужчина зашёл в архив фонотеки, нашел оцифрованную магнитофонную запись, сделанную им на своем далеком дне рождения в 1976 году, и долго слушал голоса поздравлявших его Эдика, Вовки, Сашки и Андрея... Вспомнилось, как в девяностых смотрел российский боевик «Чтобы выжить», где на номерах мощного бортового «Урала», мелькнувшего на тринадцатой минуте, вдруг с улыбкой заметил буквы «ХА», напомнившие о былом...

Нет, это не будет просто сообщение с благодарностью за размещенный в сети трамплин в детство. Он встряхнул головой и, удалив черновые записи, решил написать полноценный рассказ о том, что вспомнилось, когда он случайно натолкнулся на сайт. Они ведь тоже были там, они тоже были детьми, и сами понимают объемы чувств, возникающих в подобной ситуации. Размещая информацию, автор сайта, конечно же, знал, что на теплый огонёк заглянут и, притихнув и озираясь, присядут возле него, слегка оглушенные и ошеломленные. Не обязательно что-то говорить, хлопать по плечу, достаточно просто кивнуть головой, молча побыть рядом, понимающе улыбнуться друг другу. Они все родом из детства – детства, проведенного в Недлицах...

* * *

«...Где же моя черноглазая, где, в Вологде-где-где-где, в Вологде-где, в дооо-оме, где резной палисад...», - под перестук колёс скорого поезда «Берлин – Москва» мальчишка проснулся и неожиданно с болью ощутил, что это не поездка в отпуск, и он в Потсдам больше не вернется. Позади были хлопоты по упаковке вещей в контейнер и багажные ящики, там осталась большая стройка, вовсю развернутая за окном его теперь уже бывшего дома, где днем и ночью катался, предупредительно позвякивая, кран, расставляя плиты будущих квартир, под светом прожекторов что-то гортанно кричали строители... Там на его глазах зарождался большой микрорайон, скоро, совсем скоро там будет много новых ребят. Там перед сдачей домов воткнут ключи в почтовые ящики, надо парочку стащить... Но это будет уже без него – в этом году истек срок их пребывания в ГДР. Навернулись слёзы, он молча и тихо плакал на верхней полке, слушая эту песню, он только сейчас понял, что потерял, но ничего уже не мог сделать. Душа рвалась обратно, хотелось спрыгнуть с поезда и бежать, бежать по шпалам, к друзьям, к заброшенному саду, где они уминали вкусные незрелые сливы, к кукурузному полю, к «Бульведеру» - куда угодно, только назад, назад...

По прибытии в Казань он написал несколько писем, пытаясь восстановить оборванную ниточку, но не получил ответов. Пригрозив почтальону полевой почты, он требовал и требовал доставки писем непосредственно адресатам, а не через родителей, пока солдат не написал ему, что несколько раз находил его товарищей в нижнем клубе именно на тех местах, что нарисованы на схеме, и вручал письма им лично. Ответов от них не было, ни от кого. Зато неожиданно ему ответила одноклассница, добрая и милая Людочка, и даже прислала фотографию с надписью на память в углу. И тогда только мальчишка понял, что озорное детство для него осталось позади, в него нет и не будет возврата, и он, прекратив отправку писем, уже совсем другим человеком смело шагнул в юность. Но каждый раз, проходя по разным, уже подростковым, делам недалеко от центрального универмага Казани мимо высокого здания, на стене которого в пять этажей было изображено лицо девушки, как две капли воды похожей на девочку Римму из «серого» дома, он с щемящим чувством вспоминал и ее, и товарищей, и далёкие теперь Недлицы...

* * *

Мужчина черкнул пару строк в сопроводительном сообщении, прицепил файл с рассказом и вызвал подключение к сети. Модем долго набирал номер, затем, с шипением и жужжанием разной тональности обменявшись информацией с провайдером, отправил всё адресату, и удовлетворённо отключился. «Ну вот... - подумал электронщик, - кто его знает, возможно кто-то однажды случайно прочитает и, вероятно, узнает себя в этом рассказе или просто вспомнит обо мне».

Собственно, инженером-электроником он работает четвертый год, а вообще он теперь начавший уже седеть военный пенсионер, помотавшийся по гарнизонам и насмотревшийся разрушенных и брошенных городков вдоволь – все военные части, где он служил на протяжении двадцати лет, были расформированы, даже казавшееся незыблемым Иркутское высшее военное авиационное училище. Но гарнизон, по которому он только что ходил, занимает отдельное место в его памяти и продолжает жить, как будто не прошло этих тридцати с лишним лет, и он продолжает с друзьями бегать по лужам, лазить по канатам, ездить на «Салюте» по дорожкам у домов и ходить в солдатский клуб, где для него всегда будет «забито» место в четвертом ряду...

1972 – 1977, Потсдам

декабрь 2009, Иркутск





P. S. Автор приносит извинения за возможное наличие неточностей в рассказе, и просит высылать поправки на его адрес Sputnik-tv@mail.ru.





На главную страницу



Хостинг от uCoz